202 годовщине со дня рождения А.С.Пушкина
посвящается

Божественная Поэма Постсоветского Средневековья
(действие происходит в 90-ые годы)

Сочинение

Михаила Скрыльникова

14-23 июня 1999.
Октябрь, ноябрь 2000. 17 февраля 2001 г.

Москва, 2001


В пространстве между церковью и миром
Поэт венчается божественною лирой.
И он не может быть мирским или духовным,
И путь его классически неровный.
И в нём бессильный с сильным борется всегда,
И к истине направлены года.


* * *

К вам обращаюсь, дамы, господа,
С неологической поэмой.
И жду я строгого суда,
Хоть я и признанный богемой.

И пусть признание есть цель,
И расписная карусель,
Не лишь о нём мои мечты, –
О государстве доброты.

И пусть неверующий скептик
Предложит собственный рецептик,
А я ответ уже нашёл:
Наш Бог – учитель, он не зол.

И за экзамен по шпаргалке
Жестоко не накажет палкой.
А дьявол – Бога подчинённый,
Но своеволен, своенрав.

Его приёмы запрещены
Небесный он не чтит устав.

Начав спонтанно отступленье,
Где субъективен монолог,
Вернусь и завершу вступленье,
Зову Вас, гости, в свой чертог!

Родился замысел мой ныне:
Сказать о времени о хочу –
Сказать о том, что мы – в пустыне,
Я абсолютно не шучу.
3
Кругом вокзалы, небоскрёбы,
Единой связью – Интернет.
Но наши души, как сугробы,
В них чувств остыл недавний свет!

Нас много, мы теперь разумны,
Нас не смущает чья-то смерть,
Базары наши стали шумны,
Мы смело выбираем твердь.

Что Бог? В него-то и не верим,
Лишь притворяемся порой,
Чтоб показать, «мол, мы не звери»,
Так веру подменив игрой.

Час время мне определять,
Когда убийство стало нормой.
К чему угодливо вилять
Эротикой обозначая порно?

Но есть любовь – восьмое чудо!
Её никто не отберёт.
Любовь прощает и Иуду,
Любовь от дьявола спасёт.

Итак, пустыня, дьявол, деньги,
Любовь…Знакомый вам набор?
Чтоб интереса вырос рейтинг
И критиков раздался спор…

Начну же, и без промедленья:
Кому – писать, кому – судить!
Откину всякие сомненья
И буду пёрышком водить.

-1-
Любите! Главные герои!
Я их сейчас представлю Вам.
Я их немного приоткрою,
А после – целиком отдам.
4
Омегин был простой издатель,
Родился в солнечном Крыму,
Где, может, были вы, читатель,
Назад лет несколько тому.

(Я помню, как бывало раньше:
В Крым приезжала вся страна.
Теперь мы стали все постарше,
А Крым – чужая сторона.)

А жаль, там столько много русских
Теперь в разряде нацменьшинств!
От судьбоносных рвений думских,
От политических вершин.

Любимый Крым! Суворов стойкий
Там Севастополь заложил.
А в годы нашей перестройки
Кравчук там с Ельциным дружил.

Мой Крым! Мой чудный, дивный сад.
Палитрой радужною волны
Не отпускают долго взгляд,
Волнения и страсти полный!..
5
Земля, пропитанная соком
Диковинного винограда.
Земля, помеченная роком
С времён языческой Эллады!

Кто только не воспел, сей край!
Кто только не любил его!
Кому-то жизнь была здесь рай,
И ад здесь был у кой-кого…

Я обожаю полуостров
С лечебным воздухом морским,
С рельефом ощущений острых
Маршрутом горный серпантин!

Так и судьба цветною лентой вьётся,
Искрит небесным огоньком,
Переходя в другие, не порвётся
И не узнает колокол по ком…

Омегин из порядочной семьи,
Сейчас ему за 30 лет,
Окончил школьные скамьи,
Окончил Университет.

Московский, государственный, старинный,
Который Ломоносов основал,
Который стал уже былинный,
Как Пётр, Кремль или бал.

Он быть учился журналистом,
Газетчиком учился быть,
Исписывал он лист за листом,
Стремясь сенсацию добыть.

Стажировался в разной прессе,
Своим пером помог он многим,
Работая, терял он в весе,
Ведь журналиста кормят ноги.

Он не сидел лениво в кресле,
Не обивал ничьи пороги.

Он был всегда в большом расстройстве,
Когда стреляли в журналистов.
Он был способен на геройство,
И быть стремился честным, чистым.

Но журналистика – в разрезе –
Собой являет два пласта:
В одном – желание быть Крезом,
В другом – непроданность Христа.

У медиков есть клятва Гиппократа,
У журналистов – этика, закон,
И, если совесть есть у демократа,
Воистину демократичен он.

Как мне Омегина представить?
Что важно вам о нём сказать?
Мечтал он сам себя прославить,
Мечтал себя всем показать.

Он был дитя своей эпохи,
И перенёс немало тягот.
Порой от счастья брал лишь крохи,
От государства – краски флагов.

Противоречие героя
Пускай не будет вас смущать.
Противоречие сплошное –
Вся наша жизнь – её ль понять?!

Омегин вырос без поддержки
Со стороны прямых родных.
Отдали бабушке и дедушке
Его на первых выходных.

Но бабушка его любила,
Он никогда не голодал.
Она любовь ему привила
К кино и книгам и трудам.

Учитель пения и танцев
Была кормилица его.
Но стать певцом у внука шансов
Ну, не было ни одного!

Над ним шутили очень долго:
«Смотрите на ухо медведь
Ему свою поставил ногу,
И он теперь не будет петь!»
И дед любил мальчишку-внука
Нередко книги покупал.
Хотя войну и скорбь и муку
Вином он часто запивал.

Дед был участником событий,
Был ранен в битве за Кавказ.
Но слезы до сих пор не вытер
И не окончил свой рассказ.

-2-

Ребёнок рос совсем советским:
Учила школа и страна,
Стал спортом заниматься с детства,
Взяв имидж в воду прыгуна.

(Вставляю здесь неологизмы,
От них не деться никуда!
Они проникли в организмы,
Как в горы хрупкая слюда.)

Однажды среди юниоров
Омегин занял пьедестал.
Но после многих долгих споров
Он жизнь для спорта не отдал.
8
Расти у моря романтично,
Коль не становится привычно.
Тогда пейзажи берегов
И радужных морских валов

Пытливый не пленяют взор,
Фантазию не бередят
И не выходит Черномор,
И несколько его ребят.

Омегин, к знаниям стремясь,
Брал книги у своих друзей,
Ходил в кино, ходил в музей,
И чёрный рынок посещал,

Где пару раз он обменял
Монеты немощной прабабки,
Что стоили большие «бабки».
На дефицитные тома,
Что были пищей для ума.

Достались Жене от прабабки
Времён петровских медяки
И серебро нацистов гадких,
Чьи по Союзу шли полки.

Прошла Омегина учёба:
Скейтборд, Стругацкие, Делон,
Марк Твен, Дюма, морская роба –
Из школы вышел школьник вон.

Мы все глядим в Ален Делоны
Не столь красивых миллионы.

Была и школьная любовь,
Но Женя выглядел не взросло,
А девочкам волнуют кровь
Все те, кто мужественны рослы.

Омегин увлекался аквалангом,
В каникулы ходил на глубину,
В отставке капитан II ранга
Страхующим на спуске был ко дну.

А также он крутил кассетник,
«Машину времени» крутил.
Но «Комсомолка» – старый сплетник –
«Машину» враз оговорил.

«Кино», «Аквариум», «Алиса»,
«Круиз», «Динамик», «Зоопарк»,
Переполняли Женю смыслом,
Вскрывали, закрывали мрак.

И здесь, конечно же, добавлю
Одну Омегина черту:
Его свободе предоставлю,
Как ветру на пустом мосту.

-III-

Хотел Омегин вместе с другом
Поехать сразу на журфак –
В семье с деньгами было туго,
Ему из города – никак.
10
Но рядом с домом открывали
Военный новый факультет,
И новобранцев многих брали
Не глядя на менталитет.

Курсант училища примерный,
Он был наивен и смешон,
Желая быть присяге верным,
Он испытал здесь лёгкий шок.

От глупости приказов праздных,
От старшекурсников маразма,
От всевозможных воинских проказ,
От строгости излишней напоказ,
От жесткости чрезмерной в назиданье,
От запрещённых увольнений и свиданий.

А уж маразм больших чинов
На службе далеко не нов!
Однажды старый адмирал
Его за то лишь отругал,

Что пыльным был его прогар.
У адмирала был удар!
Курсанту он влепил наряд,
Курсант был в трансе говорят.

Романтика телепрограммы
«Служу Советскому Союзу»
Была здесь попрана упрямо
Реальностью мужского вуза.

Мы в 90-ых лишь узнали,
Как нам в 80-ых врали.
А так легко соврать мальчишкам,
Доверчивым, быть может, слишком!

(Теперь иные времена:
Стране не верит вся страна.)

Омегин, войны не любя,
Был пацифистом по натуре,
И тесно чувствовал себя
В военной шкуре.

Уволенный за самоволку,
В которую ушёл специально,
Морским служил на флоте волком,
Порою замкнутым, печальным.

Здесь было много приключений
И много разочарований.
«Дедами» бит бывал Евгений,
О чём писал он в письмах маме.

Но ни она, ни весь Морфлот,
Исправить здесь ничто не мог, -
Таков неписаный устав
Не писанных мужских расправ!..

Однажды был поставлен Женя
В ночную вахту, охранять
На катере вооруженье,
На вахте – преступленье спать.

Но сон победу одержал,
И Женя, позабыв державу,
В тулуп, закутавшись, дремал,
Срок службы был уже не мал.

Проснувшись, тотчас убедился,
Что всё в порядке на посту,
Никто с проверкой не случился,
Не приближался за версту.

Да лишь немного дней спустя
Была ревизия в частях.
Причина – кража пулемёта
С поста, где Женя спал с охотой.

И всех, по подозренью – вор –
В отдел особый – на ковёр.
12
Омегин был допрошен срочно
И непричастным признан точно.
Но сорок дней до увольненья –
Обременительны волненья!

На службе было много стрессов
Помимо уставного пресса.

Есть жажда знать о жизни много:
Создать своё, своё открыть,
Она ведёт лишь той дорогой,
Что сердцу не даёт остыть.

-IV-
Москва, журфак, рабфак, столица!
80-ых год восьмой.
Народ всё не наговорится,
Советский, русский, бедный мой!

Что он искал тот отрок странный?
Он сам порой того не знал.
Омегин был как будто ранен,
Лишён любви, я бы сказал…

Учась, он подрабатывал, конечно,
Как большинство студентов Вуза
Порою был одет небрежно,
Носил немодные он шузы.

Омегин был отнюдь не денди,
Он одевался в сэконд-хэнде.

Стипендии, конечно, мало,
Прилично вкалывал порой:
Разнорабочим, где попало
И каскадёрскою игрой.

Его, как бывшего спортсмена,
Случайно взяли на «Мосфильм»,
И он там прыгал через стены,
И падал в грязь, и в снег, и в пыль.

Там постановщик трюков шпажных
Балон тогда руководил,
С Боярским дружбу он водил,
Омегину благоволил.

(Здесь временно Омегина покинем
И будем делать переход
К явленью нашей героини,
Она – в гримёрке… Нет! Идёт.)

Вас ждёт знакомство с героиней,
Её на сцену вывожу,
Характер, внешность точных линий
Я вам словесно покажу.


Я назову её Жоржетта,
И в этом имени французском
Таится столько тьмы и света,
Сколь есть в характере лишь русском!

Красавица красою нашей
С глазами цвета янтаря
Была немногих многим краше –
Имела собственное я.

Когда-то в годы старшей школы,
Она мечтала о кино,
Хотелось стать ей режиссёром.
Теперь же было всё равно.

Тусуясь курсы на журфаке,
Она работала чуть-чуть,
Есть бесконечные писаки,
А есть some times, иль как-нибудь.

Иль для того, чтоб сдать зачёты,
Чтобы стипендия была.
Так в незаметное болото
Все погружаются дела.

Курила с фильтром сигареты –
“Gold line» - индийский никотин,
Смотрела телек до рассвета,
Короче, лёгкий женский сплин.

Ей ближе всех певцов эстрадных
Был Белоусов, он тогда
Пел радостно и безоглядно
Про чьи-то синие глаза.

Она в кино в «Алмаз» ходила,
Смотрела Йорка в «Кабаре»,
Она была смешна и мила,
Как буква «Л» на букваре.

И чтила более всего
Из книг «Манон Леско» Прево.

Она любила шоколадки,
«Кагор» – креплёное вино,
И не имела страсть к порядку:
Жила не спешно и грешно.

Грешно, т.е. не ходила в церковь,
Т.е. не молилась по утрам,
Себя предпочитая в зеркале
Иконам и другим богам.

Душа её была остывшей:
Когда-то пламенно любя,
И ту любовь не позабывши,
Она жила, себя губя.

И ныне – замужем давно.
За кем – ей было всё равно.
Кто предложил, с тем и пошла,
И так в судьбу свою вошла,

Как в реку, брод не зная в ней,
А муж был предан только ей.
Студент Акрил её любил,
Жоржетту он боготворил.

У них родилась дочка Бастя,
И, вроде, в доме было счастье.
Акрил с Омегиным дружил,
Омегин по соседству жил.

-v-
Я здесь ни слова о деталях
Студенческих жилищных помещений.
Наверно, все вы их знавали,
И нет нужды их представлений.

Всё двери, двери, этажи,
Лифтов и лестниц виражи.
Охрана, кухни, теле холл:
Забит на «Взгляд» и на футбол.

А время так ещё близко,
Что описать его легко:

Улицы галереи модерна,
Пестрят рекламные щиты,
И это хорошо, наверно,
Кому-то дарят ведь мечты…

Ещё о времени штрихи
В мои нежданные стихи.
Что Вайнеры с кошкой и финкой!
Триллероманы читали Кинга!

Квентин Дорвард
Давно не форвард,
Смотрели картины
Квентина Тарантино.

Был бум свободной желтой прессы,
Телеканалов стало много.
Но там, где есть шаги прогресса
Всегда есть то, что и убого.

И в 25 Евгений пишет,
Что он от СМИ уж еле дышит.
«Я теле объелся, я радио сыт,
Мне 25 лет, я – информ-инвалид!»

Вот запись в дневнике
Студента-журналиста,
Из коей вывод ясен:
Сознанье Жени мглисто!

-VI-
Жоржетте деньги слала мама,
И муж работал по ночам:
Ходил в отдел универсама,
Разгрузку хлеба делал там.

Он был большой фанат футбола,
Высоцкого и Шевчука,
В карманах часто было голо,
Но он надеялся пока.

Он был начальник стройотряда,
Служил когда-то в ГДР,
Любил Омегина как брата
И не ругал СССР.

Друзья училися вдвоём.
Во многом схожи, но во всём
Нет схожих в мире двух людей,
Создатель – сущий чародей.

Их разговоры той поры
Касались многих модных тем:
Политики – большой игры,
Того, каков у жизни темп.

Того, что рухнула система
Тоталитарного режима.
Того, что рушатся все стены,
И что ушло невозвратимо.

Все говорили: «Кислород!
Открыл наш лидер Горбачёв»
И все боялись что вот-вот
Отнимут время – «Г О Р Я Ч О».

Холодная война назад вернётся
И ядерною может, обернётся.
Напуганные с детства в сов.стране
Мы покланялись сатане.

Но в новом блеске новых истин
Народ хотел быть снова чистым.

Друзья ходили на Шатрова,
Калягина, Ефремова и Гердта.
Спектаклей было много новых
От перестроечного ветра.

И, может, новое кино Вы
Смотрели – «Маленькая Вера».

Но, иногда, друзья скучали.
Так, без причины, без печали.
Москва – большой и сложный город.
У многих здесь на славу голод,

У многих здесь на деньги голод,
Москва – гигантский, трудный город.
Провинциал здесь муравей,
Грустит он чаще москвичей.


Акрил курил, Омегин – нет,
Акрил любил, Омегин – нет.
По выходным ходили в бани,
Как раньше целый белый свет.

Речь Ельцина смотрели на журфаке,
Не ведали о будущей Чечне.
На длинных лекциях – зеваки.
Легкоатлеты по весне.

Балдицину «Античную» сдавали,
Омегин еле-еле сдал.
Бабаеву о Пушкине читали,
А Чернышев о Гоголе читал.

Стремились по совету старших
В Москве всех знаний накопить,
Чтобы в работе, в жизни, дальше
Свои высоты покорить.

И все-таки предпочитали
Всему другому – кинозал.
Те фильмы, что в столе лежали,
Отсняты 30 лет назад.

В музее – привлекал Шагал.
Шагал, Кандинский, модернисты,
Ван Гог, Сезан, Гоген, Синьяк.
Искусства новые страницы,
Духовно-зрительный коньяк.

Акрил любил академизм,
Омегин – импрессионизм.
Но споров не было у них.
Их разговор был прост и тих.

В порыве творческих горений
Читал Евгений, и не раз,
Черновики своих творений,
Акрил оценивал рассказ.

Или стихи, что было ближе
Перу Евгения всегда.
Любил он осень, города,
Вдаль уходящие суда…

Писал об этом и нередко
Любил деревьев дивных ветки:
«Желтые просветы,
Серые стволы,
Красные паркеты,
Алые полы»…-
20
Акрилу он прочёл однажды.
Акрил ответил с видом важным,
Что Женя, в сущности, поэт,
Да только дамы сердца нет!

Пора забыть про физкультуру
И юный взор перевести
На прелесть девичьей фигуры
И с ней знакомство завести!

Омегин в шутку отвечал,
Что далеко его причал,
Что рано якоря бросать,
Свобода – нам жена и мать!

-VII-
Так всё и было поначалу
Истории любви, одной из тысяч.
Я поколенью посылаю
Омегина – он новый message.

Итак, она звалась Жоржетта –
Умна, красива и жена,
Но лишь любовью не согрета –
Прохладная полу стена.

Уста по цвету как малина,
Ресницы собственные длинны,
Помада – редкий атрибут,
Слегка капризных пухлых губ.

Лицо – овал, глаза – миндаль,
Не, правда ль Вам немного жаль
Её несвойственной ей грусти
По не сложившейся судьбе?

Читатель, вспомни о себе?
Всегда ль твоя любовь была
Счастливой, первой и сполна?

Блажен, кто в жизнь вошёл не зная
Мучений сердца роковых.
Блажен, кто от любви летая,
Весь мир вкушал, как сладкий стих.

Кто горечь не познал утраты,
Измены или пустоты,
Кто пережил свои утраты
Легко, как пережил мечты.

Блажен, кто снова сильно любит,
Жар сердца не скрывая свой,
Блажен, кто сына приголубит
Своею ласковой рукой.

Блажен, блажен, блажен, блаженный
Безверием по жизни не сраженный.
Наверно, каждый в кой-то миг
Бывал блаженный, как старик,

Или как малое дитя,
Воспринимая мир шутя.
Блажен порою и поэт,
Быть может, даже много лет…

VIII
Акрил Омегина представил
Жоржетте раз на вечеринке.
На стол «Шампанское» поставил:
Так познакомились – на drinke.

Жоржетта мило улыбалась,
Шутила, ела шоколад,
Курила, весело смеялась,
Омегин был знакомству рад.

Кто знает прихоти судьбы?
Иль прихоть женщины капризной?
Подарки, или же гробы
Мы завтра встретим в этой жизни?


Жоржетту мало волновало,
Что муж с Омегиным друзья.
Неудержимо раскачалась
Её любовная ладья.

Она вообще не признавала,
Такое слово, как «нельзя».

Омегин стал ей интересен:
Порой наивен и смешон,
Порой чудак, порой – Маресьев.
Он был воспитан хорошо.

Они встречаться стали чаще,
И говорили обо всём.
Их встречи становились слаще,
Им стало нравиться вдвоём.

И как-то раз она решила
Ему раскрыться тет-а-тет.
Что было мило, очень мило,
Но неразумно, нет, нет, нет!

Омегин в жизни столь недлинной
Любовных слов не обронял.
Не слишком смелый и наивный
Он этих слов от женщин ждал.

И так внезапно и случилось.
Его как будто услыхал
Великий тайный искуситель,
А дьявол – он всегда нахал,
И чаще – всё же разрушитель.

Омегин крайне был взволнован:
Он женщины пока не знал.
Душа его, вдруг, стала новой,
И он рассудок потерял.

Кино, кафе и поцелуи,
И ночи жаркие в свечах.
И объяснений сладких струи,
И каждый шаг – летящий шаг.


Омегин был влюблён впервые
И сильно был влюблён юнец.
Вы знаете, коль вы любили,
Что значит пламя двух сердец.

(Я часто здесь традиционен,
Но жар и холод для поэта
Такая ж точная примета,
Как для спортсменов стадионы).

Омегин запустил ученье,
И сессию, увы, не сдал.
Так начались его мученья,
Которых он, увы, не ждал.

(На ту беду инфляция случилась,
и многое пришлось переменить,
и многое переменилось,
и многим стало трудно жить…

На ту беду война в стране случилась,
И многим стало трудно жить.
И многое переменилось,
И многих нам пришлось похоронить…

Всё потому, что времена
Террор сковал как льды пруды,
Меж душами взросла стена,
Сокрыв душевные плоды).

Не ведая, как вышло так,
Омегин страсти отдался,
И, скрыв от друга этот шаг,
Ему ни в чём не признался.

Акрил же, поняв, что к чему,
Ни слова не сказал ему.
Размолвка стала многолетней
И поползли кривые сплетни.

Вернусь к любовникам мгновенным:
Как развивался их роман?
Стремительно и откровенно!
Скажу я просто, как фонтан!

Возможно, тайная Жоржетта,
Сама не знала, что творит.
Но вот итог: и с факультета
Отчислен Женя – ля финит!

Но здесь прекрасная Жоржетта,
Развода с мужем побоясь,
Омегина оставила с приветом,
Прервав с ним всяческую связь.

Омегин, чувствуя вину,
В депрессии пошёл ко дну,
И вездесущий алкоголь
Сыграл немалую здесь роль.

Я думаю, что здесь уместно
Историю остановить.
Дальнейшее неинтересно,
Утеряна событий нить.

******

Скажу короткий эпилог
Для тех, кто любит этот слог.

Омегин стал простой издатель.
Собрался издавать стихи.
Тебе на выбор, мой читатель,
Полезней нету чепухи!

Акрил сейчас телеведущий
Центрального телеканала.
Он журналист совсем не врущий.
Таких сегодня очень мало.

Жоржетта за границей где-то
Красивый новый муж увёз.
В Израиль, или в Папиэту –
То малозначимый вопрос.

На этом вот пока три точки…
В семье Омегина сейчас
Живёт любовь и ждут сыночка,
И жизни пишет он рассказ.

***

Поэма – это плод моей игры.
В ней вымышлено всё –
От строчки и до строчки.
Признание и есть моя сорочка,
Бронежилет от критиков муры!

Часть 2

Женя Омегин (Черновик),

Меня просили продолжать
Сей незатейливый сюжет,
И я не в силах отказать,
Всегда вам преданный поэт.

Прошло немного лет с тех пор
Как я Омегина знавал,
Но от знакомых на запор
Закрылся он: семейство основал…

И доносилось до меня,
Что жили он, его родня
Особняком от прежних лет,
Меняя жизнь, как тьму на свет.

Желая прежней жизни бред
Забыть как можно поскорей,
Как детство красных лагерей…


В семье Омегин жил спокойно:
Её не раздирали войны,
И бытовые перебранки
Под вечер, или спозаранку.

Он был отцом серьёзным, строгим
И сына с самых ранних лет
Готовил к жизненной дороге,
Опасной, словно пистолет!

Он мог добиться послушанья
Ремнём, рукой иль грозным криком.
И полагал, что воспитанье
От этого не станет диким.

Он полагал, что поведенье
Не воспитать без устрашенья.
И был уверен: в воспитанье
Не обойтись без наказанья.

Не будем же его судить:
Возможно, вам детей растить
И даже многих довелось,
И вы на них знавали злость.

- 2 -

Издательство Омегина сгорело,
Он был финансовый банкрот.
И после долго жил без дела,
Уйдя от жизни, словно крот.

Считал теперь своею целью
Всему, что знал, учить дитя.
Стал враг малейшему веселью
Лет десять с юности спустя…

Он не любил теперь кино:
«Насквозь фальшивое оно!
И чувства все экранные,
И все актёры – странные!»

Его кумир – Ален Делон, -
(Он долго был в него влюблён!),
В Москве бывал на фестивале.
Аэропорт фанаты осаждали!

Омегин был одним из них,
И о кино французском стих
Хотел кумиру передать,
Но никого не подпускать

Охране отдан был приказ.
Делон исчез, как фантомас!
Ему своих качков прислал
Опальный Лебедь, генерал.

(Спустя два года генерал
Погиб, трагически разбившись.
В тумане вертолёт упал
За ЛЭП нелепо зацепившись).

- 3 -
Омегин в поисках работы
Хотел контрактником служить,
Но вся семья кричала: « Что ты!?
Ужели надоело жить!..»

Но он не знал, как заработать,
Где деньги взять, и кем же быть?
На пляже стал девчонок фотать,
Ища, куда бы снимки сбыть…

Когда-то мир спасти желая,
Стремился быть почти святым.
И проповеди излагая,
Он жил как ангел-херувим.

А нынче, взгляды изменяя,
Решил он стать почти немым.

Что эти споры- разговоры?
Ведь каждый будет при своём!
И не исчезнут люди-воры,
Не станет чище водоём!..

Пускай же всё всевышним ходом
Идёт неведомо куда!
С народом быть иль без народа –
Равно забудут чрез года!

Обзавестись бы огородом,
Да засадить картошкой весь!
По крайней мере, год от года
В семье всегда, что будет есть!

Обзавестись бы огородом,
Да завести б ещё скота,
Всё остальное – суета!..

Да деньги, где на землю взять?!
Не вечно ж тёщу разорять!
Хоть был Омегин славный зять!..


- 4 -
Он обзвонил контор немало,
И вскоре стал распознавать,
В какой конторе могут врать.
Омегин стал матёрый малый.

Умел работу выбирать
И все бумаги оформлять
Пред тем как к делу приступать.

Всегда довольствовался тем,
Что предложить судьба могла.
Судьбу он звал – «Моя игла!».

Реальных же наркотиков не знал.
И всех от этого спасал:
«Лишь откажись от наркоты,
Здоров, свободен, будешь ты!»


- 4 -
«Когда в наследство Бог земли не дал,
Тогда, приятель, ты попал!
Выкручивайся в городе как сможешь,
Пока свою головушку не сложишь!

Выкручивайся столько, сколько можно!
Уже не важно правдой или ложью,
Когда грозит от голода погибель,
Ужели важно, как ты сделал прибыль?!» -

Так рассуждал о жизни городской
Омегин мой, гуляя по Тверской.

Однажды обзавёлся он работой,
Но исполнял её, конечно, с неохотой.

***
Омегин сторожил автостоянку,
Куда под вечер, после пьянки
Шофёры доджей, мерседесов
Съезжались с общим интересом:

В гостинице у проститутки
Провеселиться ночь, иль сутки.
А, может быть, с подружкой новой
Себя представить Казановой.

А как-то, став уже отцом,
Работал Женя продавцом.
О чём сложил в короткий срок
Отнюдь не грустный монолог.

МОНОЛОГ одного продавца:

Я – продавец, мои таланты
Вам продавать дезодоранты!
Зубные пасты, щётки, мыло, –
Всё то, что телу будет мило

И чем я больше их продам
Различным дамам, господам,
Тем больше денег получу,
Проценты очень я хочу!

Вот подошёл небритый дядя,
Купил «Жилетт Мак-3», не глядя!
Вот тётя краску для волос.
А вот тинэйджер – «Хьюго Босс»

А вот клиент задал вопрос:
«Скажите это не подделка
Всё то, что тут у вас лежит?
Какая крупная наценка!
Скажите можно ли в кредит?»

Мужчина попросил салфетки,
Купила женщина духи,
Вот подошли две малолетки
И льют потоки чепухи!

Приходит мент периодически,
Характер у него нордический.
Он вечно просит документы –
Такие грустные моменты!

Вот подошла одна мажорка,
Проголосила очень громко:
«Говно прокладки здесь у вас
Беру «Либресс» в последний раз!»

Самоирония его
Спасала много от чего
Не лучшего в подлунном мире,
Ведь жизнь – не выигрыш в детском тире…

Омегин стал матёрый малый!
Он обзвонил контор немало,
И вскоре стал распознавать,
В какой конторе могут врать.
Умел работу выбирать,
И все бумаги оформлять.
Пред тем, как к делу приступать.

Не от безделья и зевоты
Сменил Омегин многие работы:
И не уют у телека в халате
Предпочитал он мизерной зарплате!

Терпеть не мог он подчинений.
Читай извечных унижений!
Не мог стоять он на коленях!
Перед начальником любым,

И не был властию любим!

С начальством вечные конфликты
По поводу труда условий!
“Омегин – странный тип ты!
С хозяином не прекословят!”

Он обзвонил контор немало
И вскоре стал распознавать,
В какой конторе могут врать.
Омегин стал матёрый малый!

Умел работу выбирать.
И все бумаги оформлять
Пред тем как к делу приступать.

Когда страна переходила
Из прошлого чего-то в будущее что-то,
Здесь никому не подфартило
Быть с постоянною работой.

Он вновь бывал корреспондент,
Друзьям – газетчикам подмога.
О чём имел и документ,
Который брал всегда в дорогу.

Как журналист порой стремился –
Видать поэтому не спился –
Чтобы от жизни не отстать
О жизни новое узнать.

Ему, конечно, было б туго,
Когда б не верная супруга.
Семья жила её зарплатой,
Которой было маловато…

У них свести концы с концами
Не получалось месяцами!

В детсад ходил у них ребёнок,
Любил Макдоналдс и мультфильмы…


P.S.

Персонажи, выведенные в поэме, имеют отношение к реальным лицам.